Так начинал китаед Винни-Грецкий свои разговоры с коллегами и друзьями. Характерны был для его выражения лица ласковый прищур стальных глаз и суровая складочка в уголках губ. Ух, какой серьёзный. И ничего вроде не предвещало, а люди понимали.
Однажды китаед Винни-Грецкий решил, что должен сопереживать всем, любому и каждому. Собрался внутренне, настроился, но время было неподходящее. Давно это было 1 .
Много такого происходило с китаедом Винни-Грецким, о чем сейчас и рассказывать неудобно - не потому, что неприличное (хотя и такое бывало), а потому что никто всё равно не поверит. Такое оно случалось невероятное. Но ведь и приврать любил большой учёный изрядно. Как здесь быть люду неискушённому.
Вечером китаед Винни-Грецкий, утомлённый размышлениями о вечности, пустой болтовней без повода по вопросам жизненной важности, суетливыми перемещениями тела из одного места в другое в связи с заботами дня, очень хотел спать. Но когда он решил позволить себе, прикрыл глаза, расслабил тело, отпустил ум с его пустыми заботами, вспомнил вдруг, что не всё ещё спокойно в мире, отчего и уснул.
Отличался китаед Винни-Грецкий большим умом. Логику любил. Часто в слух размышлял. Сядет на завалинку, семечки в горсти, и размышляет. Хотел понять загадку причинно-следственных связей. Неутомимый мыслитель.
Он, китаед Винни-Грецкий (для тех, кто не знает, персонаж не совсем выдуманный), любил народные простые песни. Как, бывало, запоёт. Как затянет. Но, вот беда, не все разделяли тягу его в народные пласты сознания. Иногда приходилось изрядно напрягаться в борьбе за право. Но китаед не унывал, и каждое утро в одно и тоже время как запоёт, запоёт. А люди то разбегаются, то сбегаются.
«Странные люди», - думал учёный. Так он изучал антропологию 2 .