Жизнь китаеда Винни-Грецкого была наполнена множеством персонажей, игравших в салочки на соседних полянах, таскающих рыбку из мутных вод, торгующих в храмах, решающих задачи, торчащих в лабиринте и висящих на подножке.
Среди них можно было без совести и стыда выделить, к примеру, уже известного всем гонщика Де-Чаро, самоеда натурпрактика, хилера и шулера ментальных пространств полушамана Рыдальченко, романтического счетоведа-геронтолога Тусю Берёзкину-Пронину в девичестве, самодура из верхнего понизовья, бывшего председателя разорившегося на кукурузе колхоза, любителя подводных просторов и серебряных игл под ногтями, Мусю Понизовскую, в девичестве, Марфу Никому-не-нужную, и почётного дезертира квантунской армии, старого сержанта Во-Вана Комендантского, любителя лихих приключений и спокойного послеобеденного сна.
Но, конечно, в недосягаемой вышине над всеми парил многопрофильный орёл, командир надводного задунайства, лидер партии Грядущих в бездне, фундаменталист по натуре и латентный по сути Мука Бабаев, он же Лука Известный, он же Друган Друговский, он же Мука Лудинский или Нехай Балуев. Остальная мелочь типа Бориса Другдецкого и Гора Иратченко-Коммерсанстского вообще молчала бы, но вот она-то и занимала активную неуёмную общественную позицию, на смазывание которой уходили центнеры бесценного спермацета и тонны рыбьего жира. В результате их-то и не хватало на счастливую жизнь мелким народишкам самоедских прерий во главе с уже названным выше диким натуропатом.
Китаед Вини-Грецкий всех любил как собственных детей, ровно и ласково, но некоторых чаще, чем других 1 .
Послесловие гонщика Чарова за самоеда Рыдальченко: «Видно, пришла пора, – сказал задумчиво самоед Чаров, и гонщик Рыдальченко смутился от такой наглости. А самоед Гонщик, наоборот, забубнил наперебой, что писать послесловия не умеет, а лучше пойдёт ломать тормоза или кормить птичек», - так сказал про всё про это китаед.